Юридическая и социальная сущность владения
и современное гражданское
законодательство

Е. И. Андрианова,
специалист сектора сравнительного правоведения Института частного права

По российскому законодательству абсолютность права собственности не подвергается сомнению и представляет собой, с одной стороны, некоторое мысленное и в этом смысле идеальное отношение субъекта к вещи, а с другой — юридическое отношение со всеми другими лицами, обязанными не препятствовать ему в осуществлении данного права. Но реальный оборот вещей диктует свои условия, и фактическое положение вещи может далеко расходиться с юридическим. Вещь может находиться в собственности у одного лица (и в этом смысле принадлежать ему юридически), а фактически находиться во власти другого. Причем такое фактическое нахождение вещи может иметь юридическое основание (например, наличие права пользования данной вещью, залог с передачей вещи залогодержателю, правомерное удержание и т. д.), а может его и не иметь. Фактическое господство лица над вещью может даже оказаться прямым нарушением права (например, я купил эту вещь, зная, что она украдена у тебя, или даже сам украл ее, и т. д.).

Таким образом, благодаря самым разнообразным жизненным обстоятельствам, фактическое положение вещей может далеко разойтись с их юридическим распределением. Вследствие этого и для права возникает необходимость различать вещные права как некоторые юридические отношения лиц к вещам от фактического господства над ними. Такое фактическое господство, взятое независимо от вопроса о праве на него (jus possidendi) и от вопроса о способе его приобретения (causa possessionis), называется владением (possessio) и на протяжении долгих лет составляет одну из сложнейших цивилистических проблем в России.

Гражданское право призвано регулировать прежде всего реальный, экономический оборот, и оторванность его от фактических жизненных обстоятельств может привести к неблагоприятным для общества последствиям. Именно этими соображениями и объясняется столь пристальное внимание к проблеме владения.

Владение является одной из форм проявления естественного права личности на равное участие в имущественном обороте с другими субъектами. Конечно, можно представить себе ситуацию, когда государство, установив известную систему юридического распределения вещей, будет считаться только с этим распределением, игнорируя фактическое их состояние. В таком случае, можно предположить, что только эта система может претендовать на охрану со стороны государства. Тем не менее, со времен римского права во всяком культурном законодательстве встречается прочно установившийся принцип охраны владения как такового от всяких частных посягательств на него. Всякий фактический владелец вещи может требовать от суда и властей защиты своего владения, и притом не на том основании, что он имеет право на это владение, а просто на том, что он владеет или владел. Это необходимо для развития гражданского общества, для которого на первое место ставится уважение к человеческой личности, повышение правовой культуры отдельных граждан, что выгодно не только для общества в целом, но и, в конечном счете, для самих собственников.

Согласно взглядам римского частного права, владение юридически не имеет ничего общего с собственностью: “nihil commune habet proprietas cum possessione”. Римскими юристами не подвергалось сомнению то, что владение — институт, совершенно отличный от права собственности; собственник вещи может не быть ее владельцем, и наоборот, владеть вещью может и несобственник. Владение в римском праве имело троякое значение. Во-первых, владение являлось необходимым условием для того, чтобы собственник мог пользоваться своей вещью. Во-вторых, владение являлось составным элементом почти всех способов приобретения права собственности. И, наконец, в-третьих, владение вещью само по себе, независимо от права собственности на нее, пользовалось юридической защитой. Именно это его свойство имело и до сих пор имеет наибольшее значение в праве.

В системе современного российского законодательства мы не встретим упоминания о праве владения как особом вещном праве. Владение в той или иной степени всегда является стороной какого-либо другого допускаемого законодателем права. Но существование владения как особого, самостоятельного вещного права российским законодательством на признается и без учета субъективного отношения лица к вещи никаких юридических последствий не влечет.

Любое владение, полученное независимо от (или против) воли собственника, не может дать обладателю какого-либо права на вещь. Однако в гражданском обороте весьма часто встречаются случаи владения помимо воли собственника. В таком случае, следуя логике российского законодателя, такое владение должно считаться незаконным. То есть можно говорить о своего рода презумпции незаконности подобного владения (во всяком случае, до наступления определенных юридических фактов: истечение срока давности, признание какого-либо права за владельцем и т. п.), осуществляемого не на основании какого-либо действительного права.

Законное же (титульное) владение подлежит абсолютной (вещно-правовой) защите наравне с правом собственности и иными вещными правами. Именно вещно-правовая защита титульных владельцев, в том числе субъектов обязательственных, а не только вещных прав на чужое имущество, и составляет понятие владельческой защиты в современном российском праве, как его определяет, например, Е. А. Суханов.

Институт владельческой защиты безусловно необходим развитому гражданскому обороту. В практическом отношении его отсутствие привело бы к неблагоприятным последствиям для частных лиц. Неопределенность регулирования фактически складывающихся владельческих отношений до крайности стеснила бы свободу движения субъектов, не уверенных в дальнейшей судьбе практически любой вещи, которую они приобретают. Наиболее верным средством для избежания потери вещи в подобной ситуации явилось бы воздержание от всякой активности, что противоречит исходным идеям и принципам гражданского законодательства.

Поэтому защиты своего владения может требовать не только владелец законный (собственник, арендатор и т. д.), но и, в известных случаях, владелец неправомерный (ст. 302 ГК). Кроме того, фактическое добросовестное владение может стать основанием приобретения права собственности по давности владения чужим (п. 1 ст. 234 ГК, бесхозяйным — п. 3 ст. 225 ГК ) имуществом, включая и недвижимость. Причем до приобретения права собственности на такое имущество фактический владелец вещи вправе защищать свое владение путем предъявления вещно-правовых исков к любым посягающим на его владение третьим лицам, за исключением титульных владельцев, имеющих право на вещь в силу закона или договора (п. 2 ст. 234 ГК).

Таким образом, цель владельческой защиты заключается в поддержании устойчивости оборота вещей и устранении неопределенности в их правовом режиме. Владение защищается как абсолютное по своей природе правомочие (входящее в состав как вещных, так и обязательственных прав).

По своей юридической сущности владение всегда имеет своим объектом индивидуально-определенную вещь, и владельческая защита носит абсолютный характер. В силу этого владельческая защита не может использоваться для защиты обязательственных (относительных) прав, особенно прав требования (например, для приобретения права на банковский вклад или на «бездокументарную» ценную бумагу), а также прав пользования, реализация которых не требует владения конкретными вещами. Владельческая защита, даже касаясь прав владения, приобретенных по договору, тем не менее является инструментом вещного, а не обязательственного права, а составляющие ее иски относятся к числу вещно-правовых.

Идея посессорной защиты заключается в том, что она охраняет фактически сложившийся порядок отношений лиц к вещам (добросовестное отношение к вещи, как к своей). Именно это составляет основной дух института владения. Наиболее точно выразил эту идею И. А. Покровский: «Материально наша личность отнюдь не ограничивается пределами нашего тела. Каждого из нас окружает известная вещественная сфера, которая необходима для нашего существования и на которой лежит знак нашей личности: дом, в котором мы живем, вещи, которыми мы пользуемся, и т. д. Пусть это наше фактическое обладание нарушает чьи-либо права, для устранения нарушения может быть призвано государство, и, если при этом понадобится насилие над владельцем, оно будет произведено этим последним (государством). Но для частных лиц фактическое господство владельца должно быть неприкосновенным; этого требует растущее уважение к человеческой личности, этого требует истинно культурный строй отношений между людьми».

Принцип уважения к чужой человеческой личности, недопустимости вторжения в ее сферу здесь, думается, является кульминационным.

Идея признания владения особым имущественным правом заключается как раз в том, что развитие цивилизованного гражданского общества немыслимо без поддержания основных естественных прав личности именно государством, деятельность которого должна быть направлена на охрану отдельной личности, стимулирование всеобщего признания неприкосновенности не только человеческой личности, но и ее имущественной сферы.

С этой точки зрения становится понятным и все историческое развитие владельческой защиты, а именно — ее неуклонное расширение.

Например, французским правом различается спор о владении от спора о праве собственности и обеспечивается неприкосновенность первого, независимо от вопроса о втором. Сущность защиты владения заключается в том, что при обнаружении спора о владении устраняются всякие вопросы о праве собственности. Спор о праве собственности может иметь место только тогда, когда будет оставлен спор о владении.
Тем не менее, в соответствии с российским законодательством любое владение, полученное иначе как по воле собственника, не может дать обладателю частного права на вещь и считается незаконным.

Прежде всего, следуя логике законодателя, незаконным считается владение для давности (ст. 234 ГК), владение, осуществляемое вещами, от которых собственник отказался, владение найденной вещью, безнадзорным скотом, бесхозяйными вещами (п. 2 ст. 225 ГК). Эти виды владения не могут считаться законным (титульным) владением (т. к. владение здесь получено не по воле собственника) и в принципе не защищены от виндикационного иска собственника (законного владельца).

Но ГК РФ не предусматривает защиты «незаконного владения» и от посягательств третьих лиц. При наличии же обычной владельческой защиты проблема разграничения законного и незаконного владения была бы ликвидирована и незаконное владение в полной мере могло бы защищаться этими средствами.
Весьма интересной в российском праве представляется проблема защиты владения, полученного по недействительной сделке. Судебная практика сталкивается в связи с этим с большими трудностями: гражданский оборот не стоит на месте, и к моменту спора переданная по ничтожной сделке вещь может быть продана третьим лицам, и виндикация ее от добросовестного приобретателя в таком случае становится невозможной.

Таким образом, первоначальный собственник автоматически восстанавливается в своем праве в силу ничтожности сделки независимо от возврата ему вещи, а добросовестный приобретатель по возмездной сделке защищен от виндикационного иска в силу ст. 302 ГК. Следовательно, возникает странная ситуация: добросовестный приобретатель имеет право удерживать вещь в своем обладании и далее, но собственником вещи остается ее прежний владелец.

Наиболее ярко это противоречие проявляется на примере с недвижимостью (в частности, с жилыми помещениями). С одной стороны, собственник лишен владения недвижимостью, а владелец — права на нее (в силу того, что отдельного права владения в нашем законодательстве не предусматривается). Кто же из этих двух лиц сможет распорядиться (продать, подвергнуть вещь ремонту или иным образом изменить ее, заключить договор аренды и т. п.) данной вещью? Кто из них будет обязан к уплате налогов на это имущество? В случае причинения вреда вещи, кто сможет получить возмещение? Наконец, вправе ли собственник получать доходы от пользования его имуществом и как они могут быть распределены между ним и владельцем?

Известная неопределенность в правах всегда ведет к неблагоприятным последствиям для отдельных лиц и для имущественного оборота в целом.

Найти компромиссное решение в подобной ситуации для судебной практики представляется невозможным, и суды все чаще стремятся присвоить «незаконному» владельцу статус собственника или законного владельца, что является не совсем корректным.

Для решения этого вопроса необходимо точно определить правовое положение участников сделки после обнаружения ее ничтожности. В соответствии со ст. 167 ГК собственник вещи может попытаться вернуть ее в порядке реституции, т. к. владелец вещи является стороной ничтожной сделки. Но если сделок было совершено несколько или даже неизвестное количество, то добросовестный владелец не будет являться стороной той же сделки и, следовательно, ст. 167 ГК не будет распространяться на его отношения с собственником. Ст. 167 ГК не может толковаться расширительно, иначе это привело бы к последствиям едва ли желательным для гражданского оборота: ни один субъект, приобретая вещь, не мог бы быть уверен в том, что она раз и навсегда останется в его обладании.

Собственник вещи безусловно сохраняет свое право на нее. Одновременно владелец вещи (мысливший себя собственником) утрачивает основания своего владения и, соответственно, становится незаконным владельцем. В подобной ситуации необходимо обратиться к категории добросовестности, чтобы определить, может ли фактический владелец владеть для давности и по истечении этого срока стать собственником вещи (в соответствии со ст. 234 ГК). В принципе, владельцу становится известно, что юридически вещь принадлежит другому лицу, следовательно, он уже не может относиться к вещи как к своей собственной. Соответственно возникает вопрос, возможно ли вообще в данном случае применение ст. 234 ГК? Если владелец действовал добросовестно, думается, можно применить норму о приобретательной давности по аналогии, и по истечении указанного в ней срока он становится собственником вещи, а предыдущий собственник автоматически утрачивает свое право собственности. Но если собственник каким-либо образом вернет себе владение до истечения срока приобретательной давности, он, следовательно, независимо от способа завладения данным имуществом полностью восстановит всю полноту своего права собственности. Гражданское законодательство не предусматривает никаких последствий для собственника, действующего подобным способом. В римском же праве существовал механизм, по которому собственник, насильственно завладевший вещью, лишался своего права в пользу владельца.

Наконец, нельзя не признать, что между собственником и владельцем вещи до истечения срока приобретательной давности (если он все же может быть применен по аналогии) устанавливаются определенные отношения. Как будут распределяться между ними права и обязанности, связанные с вещью, остается неясным.

Таким образом, в связи с постоянным усложнением гражданского оборота необходимость признания права владения и классической посессорной защиты становится очевидной.
Право владения имманентно личности, как и любое из других естественных прав, но для того чтобы приобрести государственную гарантированность, возможность обеспечения определенного поведения обязанных лиц, оно должно быть объективировано в нормах права и, соответственно, трансформироваться в право субъективное, как сферу власти, признаваемую объективным правом за управомоченным.